[MlOR OneString Fest]

Пост для ссылок на внелимитные исполнения (больше 300 слов).

@темы: Организация сообщества, Исполнили

Comments

[MlOR OneString Fest]

I тур

Сорси\Джонатан Харкер (Dracula l’amour plus fort que la mort), «Когда останемся мы вдвоем, в меня не верить – спасенье твое» (исп.2), 428 слов.

Джонатан Харкер возвращается с молодой супругой в Лондон. Он думает, что кошмар остался позади. Дракула упокоен, его свита тоже, Квинси Моррис похоронен по всем канонам христианства - доктор Ван Хелсинг был столь любезен, что даже написал для Харкеров подробные инструкции, как стоит хоронить людей, чтобы после смерти они отправились прямиком в Царство Божие, а не бродили по земле неупокоенные.

Он возвращается к привычной жизни. Почти привычной - он был помощником стряпчего, а стал владельцем целой конторы, был холостым и женился. Джонатан приспосабливается к городскому шуму, от которого успел порядочно отвыкнуть, привыкает к новой двуспальной кровати.

Спустя полгода Мина сообщает ему, что носит дитя, и Харкеру приходится искать себе помощника - свинство заставлять беременную жену помогать ему в конторе. Он дает объявление в газете, и ему звонит какой-то француз. Перечисляет, что он умеет, и Джонатан предлагает ему прийти для собеседования. Голос в трубке кажется ему ужасно знакомым, но Харкер списывает это на помехи связи.

На следующий день в дверь стучатся, и Джонатан охотно открывает. Соискатель явился вовремя, минута в минуту, это похвально. Харкер разглядывает его - и одновременно узнает и не узнает его. Короткие рыжие волосы, карие, кажется, глаза, чисто выбрит - у Джонатана нет ни одного подобного знакомого.

Он садится напротив и интересуется для начала именем потенциального помощника. Тот покорно представляется - и Джонатан давит желание заорать и швырнуть в гостя солонкой. Этот голос. Эта улыбка. Этот чертов взгляд, от которого внутренности скручиваются тугим узлом - и вместо обычного имени, Жан, Жак, Пьер, как его там, Джонатан отчетливо слышит "Сорси".

Он встает и принимается ходить по комнате, а вампир - или не вампир? да какая разница, в самом деле, - следит за ним, закинув ногу на ногу. Джонатан не задает ни единого вопроса, но Сорси все равно отвечает.

Упокоить вампира куда сложнее, чем кажется. Остальные тоже живы, вернулись к облику, в котором жили прежнюю жизнь, но Сорси не интересуется ими больше. Он решил, что ему нужно, еще в Трансильвании, и теперь точно возьмет свое, то есть Джонатана, и без разницы, сколько времени тот будет сопротивляться. У них впереди вечность - у Сорси по определению, а Джонатан уже отравлен его ядом, пусть сам пока это не знает. Джонатан может убивать его, сколько пожелает, но это не возымеет эффекта. Вся прелесть игры - в бесконечности, ведь так?
Сорси не дает Джонатану и слова сказать - завершив свою речь, он растворяется в воздухе.

Ночью у Джонатана ужасно чешутся десны, и он не может заснуть до самого утра.
Утром он не отражается в зеркале.
А днем новый помощник - кареглазый, рыжий француз, обычный на вид, - молча приносит Харкеру бифштекс с кровью.

[Гость]

I тур

Моцарт/Сальери (Mozart L'Opera Rock) Последний разговор тет-а-тет. А+ (4ое исп. 530 слов.)

Каждый следующий день казался длиннее прежнего, краски плавно смешивались в единую серую густоту, силы покидали медленно, измывающе. Вольфганг не поднимался с грязно-белых простыней уже больше недели, практически не ел, и таял на глазах, как одна из тех свечей, что стояла на прикроватной тумбочке. Сон сменялся бредом, лишь иногда приходя в чувство, под силой той мелодии, что лилась изнутри. Моцарт отчетливо слышал, и казалось это именно то, что ему нужно, та самая, музыка, которую он слышит на протяжении многих лет, внутри него самого. Единственное что он видит, это его безутешную жену, и ноты, которые он хочет успеть передать.
Этот день был особенно тяжел. Сегодня рядом никого не было, кроме сгущающейся сероты. Антуан оказался случайным гостем в этом богом забытом месте, среди тусклых огней свечей и почти ощутимой болезненной духотой.
Амадей не сразу признает столь знакомое лицо сквозь дымку бреда, но вопреки все же поднимается на локтях, и даже улыбается, по обычаю молчаливому гостю. Впрочем, все что можно было, было сказано, до или после, что уже не имеет значения, на счету осталось всего несколько дней.
Вольфганг цепляется холодными пальцами за ладонь Сальери, отчаянно и умоляя, сыпятся слова, о музыке, о просьбе, возможно последней, и, возможно, которую никто больше не сможет исполнить. Возможно потому, что это был единственный человек, сейчас и здесь, который может слышать то, что слышит он сам.
Сальери садится на помятую простыню, трепетно придерживая мужчину да исхудавшие плечи. Потрепанная, такая же, как и простыни - серовато-белая рубашка, буквально свисала с худого силуэта поэта. Сердце Сальери судорожно сжалось, едва ли он почувствовал острые изящные плечи под рубашкой, такие же холодные, как и пальцы моцарта, которые все еще держались за Самого Антуана, совсем слабо, так, что сальери ощущал, что буквально держит своего возлюбленного.
Сальери облокачивается на спинку, крепко обняв моцарта, который уже затих в порыве отчаянного бреда, обессиленно закрыв глаза. Может он все еще не хотел верить происходящему, что так присуще его пылкому нраву, но слабость изнутри давила, давая знать о том, что смерть - вот она, не за горами. Быстро проскочили минуты - и он уже опустился в сон, тихий, ровный, такой же серый, как и все вокруг - и казалось бы, часы на мгновенье приняли прежний ход.
Единственное, что остается Антуану - ждать, когда глухой стук часов заглохнет, остановится, и более не возобновиться. Единственное, что он может сейчас сделать, удержать то, что пока еще есть, и чего возможно уже никогда не будет. Пальцы зарываются в чуть влажные, болезненно-запутанные волосы, изредка и трепетно касаются наветренных губ, держат тонкие белые руки, запечатлев в памяти все движения и жесты, линию. От одной мысли, что через день-два, все это будет покоиться под сырой холодной землей, вся музыка и суть, будет лежать там, под землей, в ящике из нескольких досок сухой осины. И понимает, что тогда замолчит и его музыка. Сальери торопливо касается губами кончиков пальцев Моцарта, зная, что это его не разбудит.
Губы касаются бледного лба музыканта, руки ложатся на плечи, и, кажется, он даже чувствует, как по щеке прокладывает дорожку горячая слеза. От бессилия, и того, что уже совсем близко. А Вольфганг едва заметно улыбается сквозь сон. Возможно, это один из последних снов, тихих и спокойных, которые так редки в его отчаянии, и кажется, сквозь тишину, можно услышать, как в партию вступает хор.

[Гость]

I тур

Флоран / (|) Микеле (Mozart L'Opera Rock) "Единственное животное, которое я тебе доверю, это кактус в горшочке."

Это всё равно, что иметь LAG с подписью Мастера. Специально заточенный под тебя инструмент. И на три четверти... Раз, два, три!
Флоран отшвырнул с дороги пустую коробку из-под пиццы, отчего крышка с неё откинулась, продемонстрировав миру усохшую корочку чего-то такого, вроде пиццы. Потом отшвырнул с дороги полтора носка и прошёлся по программке какого-то фестиваля. Микель спал на диване, на боку, подложив под щёку ладонь и корпус гитары.
Фло должен бы раздражаться, как раздражался на сестру "зачем ты сваливаешь все учебники в этот угол?" или Андриана - его басиста в Торонто, Андриан временами мечтал сменить пол и был обосновано непредсказуем, так что его вещи... Флоран не то, чтобы был таким уж поборником порядка, но привык быть в мире искусства тем, кто всегда сложит в неровную стопку ноты вслед за ушедшим в рассвет вдохновения товарищем. Кто, если не я. Это успокаивало, честно говоря.
Микель вздохнул во сне, Фло сместил его голову на диванную подушку и убрал гитару в угол за диваном.

- Давая заведём кота? - как-то предложил Микеле.
Это было первое его предложение иметь что-то на двоих. Не что-то - а кого-то. То есть не просто жить друг у друга на съёмной квартире или носить одну цепочку на джинсах по очереди - а на двоих.
- Я тебе даже кактус не доверю, - неловко хмыкнул Флоран в ответ быстрей, чем успел прикусить язык.
Микель нахмурился. Флоран пятнадцать раз обозвал себя дураком за последующие полчаса и три раза ударился - об угол стола и трельяж. Саморазрушение так бы и продолжалось, если бы Микель не закатил глаза и не увлёк Флорана на всё тот же облитый пивом диванчик, усаживая себе на колени.
- Кормить будешь ты, - сообщил он тоном, не терпящим возражений.
Флоран не отвечал, будучи занятым покусыванием шеи Микеля, только что-то недовольно просипел, а потом негромко заметил:
- Через месяц заканчивается мюзикл. Чтобы завести кота, нужно сначала завести, где жить.
- Наконец-то дошло, уже вторую неделю намекаю, - пробормотал Микель. - И хххватит меня сжимать. Отвали! Рёбра!
Флоран, зажмурившись, провёл по бокам Микеланджело, словно перебирая гитарные струны. По индивидуальному заказу. С подписью Мастера.

[Гость]

тур I

Микеле|Клэр (Mozart L'Opera Rock). "Папа научил меня быть сильной, мама научила меня быть леди. А брат ничему не учил, он просто предупредил: «Обидят - порву!»". 468 слов

То, что Клэр спутала синий кружок твистера с красным была, в общем-то, не её вина. Просто уже стемнело, а включать свет в гостиничном номере всем было лень - хватило настенных бра. То есть как - лень. Солаль спал поперёк кровати Флорана (о чём Флоран решил не упоминать, разу уж собрались в его номере - нужно терпеть). Сам Флоран тренькал на гитаре и время от времени называл цвет. Клэр, Микеле, Ямин и Мелисса пытались следовать этим указаниям, в результате чего сюрреалистическое животное, которое они образовали, сподвигло Флорана начать наигрывать Мэрлина Мэнсона. Но в очередной раз Клэр что-то сдавленно хрюкнула, будучи зажатой между животом Ямина и плечом Микеля, передвинула ногу на пятнадцать сантиметров, ошиблась кругом и вся композиция живописно завалилась на расстеленный на полу лист игры.
В общем, пока они распутывали конечности, Флоран сыграл похоронный марш, а Солаль выругался на него за это в полусне, и в результате оказалось, что встать на ноги Клэр уже не может (пять с половиной коктейлей, гибель хорошей знакомой, о чём знал только Локонте, и две тортинки), Ямину поцарапали нос, а Мелисса надломила ноготь и ушла в депрессию прямо посреди твистера.
- Давай-давай, - Микель уверенно тянул за собой Клэр. - Вставай, я тебя в номер отведу.
Их повело, и сначала они ударились об кровать, а потом сели на колени к Флорану, после чего были посланы в верном направлении.
- Не могу, - Клэр тихонько икала, пряча лицо на груди Микеля, и тот осторожно ерошил её спутанные волосы, чувствуя, как самого ведёт куда-то в сторону и вверх. Или вниз. Это уже не имело принципиального значения.
- Мне ппа всегда говорил, что я должна быть сильной, - хныкала Клэр, футболка Микеле намокала от её слёз и была безнадёжно испачкана в туши. - А ма говорила, что я должна быть леди, - Клэр глубоко вздохнула, с силой, шмыгнув и вскинув голову. Она улыбалась теперь - пьяно и натянуто, смотря на Микеля снизу вверх.
- Я согласна с папой, - сказала она. - Потому что леди в нашем мммире обычно... обижают.
Микеле прислонился к стене возле двери номера Перо, прислонил Клэр к себе, поглаживая по худым узким плечам и сообщил:
- Если кто обидит - порву.
- А брат бы мне сказал, что не даст в обиду, - одновременно с ним начала говорить Клэр, резко замолчала и, вновь судорожно вздохнув, потянулась, поцеловала Микеля в шею. - Но у меня нет... Я тебе рассказывала, как сделала первую татуировку?
- Что ты только мне не рассказывала, - прошептал Микеле, толкнув дверь её номера. - Сказку на ночь?
- Аспирин утром. Как я умудрилась так нажраться?
- У тебя был повод.
- Мне грустно... Я дружила с ней... BMW на полной скорости...
Микель вновь замер - посреди комнаты, попытался определить, где верх, а где низ, потому что падать было нельзя, ни в коем случае нельзя, пока он держал сестру в объятьях.

[Гость]

I тур

Микеле/Фло (Mozart L'Opera Rock) "Вся прелесть поступков "просто так" в том, что их не надо объяснять никому, даже самому себе" 349слов

- Можно подумать, что ты знал, зачем орал это на всю улицу! - Флорин остервенело накручивает струну на колок, вторая - порванная, валяется на кровати и отчасти поперёк колена Флорана, и Микель незаметно убирает опасный предмет, скручивает в тугой напряжённый комок, чтобы выбросить.

- Какой смысл в большинстве твоих поступков? - говорит Флоран поздней. - Какого хрен ты злил Дова своими опозданиями? Сложно вставать на десять минут раньше?

- Ну и куда тебя опять занесло? - вопрошает Флоран в пространство - на самом деле у него на ухе гарнитура, но он ещё и жестикулирует, будто Локонте может его увидеть.

Микель уминает второй круассан и на губах Флорана сливочный привкус после поцелуя. И он всё ещё не верит, что завтракает - вот так сидит и завтракает наутро, в позе лотоса на смятой испачканной простыни, и всё тело ломит от секса, которого, секса то есть, честно говоря, уже довольно давно не было. Никогда не было - с парнем. Не считать же взаимный дрочь под лестницей в двадцать лет.
Просто Флоран не знает, как действовать теперь, что думать, и уж тем более не пытается разобраться, что чувствует. Хотя ему, наверное, нервно и жутко. И он ведётся, смотрит, как рассеянно спокоен Локонте, который вовсе не собирается убираться к чертям из его спальни. Из его жизни. Микель облизывает верхнюю губу, напряжённо ковыряется ногтем в зубе и ухмыляется, бросая на бледного Мотта быстрый взгляд.
- Ты слишком много думаешь, - говорит Микеланджело.
- Тебе не мешает... иногда, - резко отвечает Флоран и неожиданно бурно краснеет, что совсем уж глупо в сложившейся ситуации.
- Если ты не можешь что-то себе объяснить, то это ничего не значит, - доверительно сообщает ему Микеланджело с набитым ртом, он голоден, лохмат и весь в размазанной туши и блёстках, и весь - в тёмных засосах, настолько это выглядит притягательно, что хочется добавить ещё парочку.
- Что ты сейчас хочешь? - внезапно спрашивает Микель.
Флоран сглатывает.
- Я не спрашиваю, что ты сейчас думаешь, - насмешливо поясняет Микеланджело, и Флоран склоняется к нему - целует.
- Вот, - смеётся Микель в приоткрытый рот теперь уже любовника. - Вся прелесть поступков просто так...

[Гость]

I тур
311 слов

Солаль/Маэва (Mozart L'Opera Rock) "Туфли на высоком каблуке придумала женщина, которую целовали в лоб."

Моэва решила, что на очередной гонорар купит эти туфли. От Лабутьена. Персиковые с золотистой оторочкой, какие бы могли носить придворные дамы эпохи Моцарта, если бы Кристиан Лабутьен родился в те времена. И дело было совсем не в том, что Моэва когда-то увлекалась шмотками или обувью. Всегда гитарой - сильней. Но чисто девическое - понравиться, теперь стало проявляться в ней всё чаще, и это пугало.
У Солаля вечно валились из рук мелкие вещи, из кармана пальто - фотография, на которой - две улыбающиеся детские рожицы. Он всегда таскал её с собой, но Моэва решила, что не стоит опускаться до такого - завидовать фотографии.
Стоило отвлечься от мюзикла, от песен, которые уже навязли за зубах - так что просыпаешься как под мелодию шарманки - каждый день в течение года. Моэва решила, что стоит прекращать себя жалеть, лучше сделать новую стрижку и с кем-нибудь познакомиться за пределами Дворца Спорта. И дело было совсем не в том, что она не могла познакомиться - она привлекательна, молода и теперь популярна.
Солаль ходил в смешной шапочке и рваных джинсах, разительно отличаясь от аскета, которого изображал на сцене. И Маэве было мучительно стыдно за свои мысли и свои чувства, и она прятала взгляд, когда он касался губами её лба - ласково, по-братски, и прижимал к себе, укрывая от сильного ветра или бешеной публики. В таких руках хотелось быть хрупкой женщиной. В туфлях от Лабутьена. В чёрт ещё знает чём. Но чтобы каблуки были настолько высокие, что разница в росте перестала бы иметь значение. Разница в возрасте и семейном положении. Чёрт! Моэва не позволяла себе плакать, она - примерная девочка, такая, по виду, совершенно беспроблемная девочка. Моэва не позволяла себе воображать... Эти высокие каблуки, чтобы что угодно перестало иметь значение, и вместо поцелуя в лоб последовал бы другой - от которого не устоять на таких-то каблуках.
Моэва улыбалась что-то весело рассказывающему Солалю. И на следующий гонорар купила новую гитару.

[Гость]

I тур
367 слов вроде

Микеле/Фло (Mozart L'Opera Rock) Norah Jones "Turn me on"

Микеле выругался на итальянском, когда Флоран, пританцовывая с гитарой по гримёрке, нечаянно задел его плечо, так что карандаш в руке Локонте, которым он вырисовывал веточки на щеке, скользнул, оставив поперёк щеки жирную чёрную полосу. Во фразе фигурировало и произнесённое с чудовищным акцентом "Флоран", так что Мотт притормозил, прислушавшись, и пытаясь предположить, какие же определения были расположены перед его именем. Микеле, смотрел сердито и исподлобья в глаза отражающейся в зеркале наглой усато-бородатой физиономии.
"I'm just sitting here waiting for you
To come on home and turn me on", - исполнил обладатель этой самой физиономии, поймав в зеркальном отражении взгляд Локонте. Он пританцовывал в такт блюзовому проигрышу, аккомпанируя себе на гитаре.
- Что тебя укусило? - заинтересовался Микель, стирая с щеки лишний росчерк.
- Настроение хорошее, - отозвался Флоран, закружившись по помещению в балетном па, тут же стряхнув с соседнего столика стоящую на краю коробку с тенями.
Микеле мрачно проследил за полётом коробки, а затем продолжил следить уже за тем, как Флоран, чертыхаясь, ползает по полу, собирая коробочки и баночки. Пол, разукрашенный всеми оттенками грима и блёстками, влажно переливался в электрическом свете. Микеле нахмурился, потом нахмурился ещё раз, схватил со столика кисточку, нанёс в центр одного из листков на скуле серебристой краски, дёрнулся, нечаянно дорисовав мимо листка ещё один серебристый росчерк, вновь глянул на Флорана - теперь его взгляду пристала не физиономия, а обтянутая драными джинсами задница - Фло заполз под столик, и оттуда раздавались теперь какое-то подобие ругательств на итальянском. Микель фыркнул и расхохотался.
"My poor heart
It's been so dark
Since you've been gone
After all you're the one who turns me off ", - едва ли не шёпотом и речитативом сообщил он, подняв с пола подкатившуюся к его ноге коробочку. Флоран аккомпанировал громким чихом.
"You're the only one who can turn me back on ", - грохнуло неожиданным кошачьим воем так, что в соседней гримёрке Моэва выронила головной убор. Парни с надрывом вытянули последнее предложение, и пока Флоран, пятясь, выползал из-под стола, Микеле аккомпанировал им обоим посредством похлопывания по той самой обтянутой драными джинсами заднице.
- Клоуны, - вынес свой отцовский вердикт, с любопытством заглянувший в помещение Солаль.
- Изыди, - попросил Микеле, аккуратно размазывающий по щеке обернувшегося к нему лицом Флорана широкий серебристо-сиреневый развод грима.

[Гость]

II тур
739 слов

Фло/Микеле (Mozart L'Opera Rock). AU, пре-слэш. В колледж, где учится Флоран, по обмену опытом прибыл молодой преподаватель истории искусств из Италии

- Дорогая, на кой чёрт мне «История искусств»? – презрительно тянет Флоран и крутит в руках карандаш, разглядывая предварительный список дополнительных занятий. – Тут и без этого столько всего, ну, посмотри...
- Нет, а ты представь! – Жозефин разворачивается к парню всем корпусом, и преподаватель французской литературы прохладно смотрит на неё сквозь стёклышки толстых очков, наверняка думая: «не будь она так увлечена этим предметом, давно бы выставил за дверь. А вот её дружка, может, и стоит отправить прогуляться...»
- Представь, - продолжает девушка, - я ведь давно говорила тебе, как хочу побывать в Италии! А этот, как его... Ло-кон-те приехал как раз оттуда, и ты сможешь между прочим расспросить его всё-всё про Рим, про Венецию, да любой город!
- И при чём тут история искусств? Ты сама можешь просто так подойти к нему и поинтересоваться, - он передёргивает плечами, игнорируя, как на него который раз шикает соседка справа.
- При том, что это будет выглядеть подозрительно, да и к тому же, знаю я это твоё «сама», потом будешь ревновать меня ещё и к нему? Я бы с удовольствием посещала его занятия, но в это время я работаю, а тебе всё равно нечем заняться. Сделаешь это для меня?
«Девушек-подростков Бог обделил логикой, а меня, почему-то, силой воли» - думает Мот, медленно выдыхая сигаретный дым. Впрочем, делать по вечерам в пятницу и правда нечего, а спорить с Жозефин не хочется. Кажется, он даже любит её – иначе с чего идти на попятную, стоит ей только завести разговор о том, что ему на неё плевать? «Если окажется пустой тратой времени – брошу и всё».
***
- Итак, история искусств – наука, изучающая развитие искусств со времён их зарождения и до наших дней, - старательно проговаривает мсье Локонте, то и дело косясь в толстую тетрадку, словно боится сбиться.
«Ну и акцент у него...» - вздыхает Фло, лениво записывая пока что не содержащие никакого глубокого смысла фразы. «Ты же расскажешь мне всё, что он вам диктовал? Ну пожалуйста, Фло, это же так интересно... И не дуйся на меня! Увидишь, тебе понравится».
Моту совершенно не нравится искусство Древнего Египта, великий вклад, который внесли во всё это папирусы, а определения получаются расплывчатыми, потому что мсье Локонте откровенно путается в произношении и, кажется, совершенно не стесняется этого. «Надо было записываться на программирование. Толку больше».
Не готов он и к тому, что после занятий Локонте оглядывает их всех с отчего-то будто по-детски счастливой улыбкой и предлагает сходить в кино, «там ведь как раз сегодня фильм, который косвенно касается Леонардо да Винчи, о котором мы с вами обязательно поговорим! Вот вы знаете, кто такой да Винчи? Мрак, мрак! Заодно и познакомимся с вами получше, и не спорьте – считайте, вместо домашнего задания!». И уж тем более к тому, что ему случайно «посчастливится» идти рядом с итальянцем, который сразу же начинает задавать миллионы вопросов то об одном, то о другом – а какой Париж весной, когда не так холодно? Всегда ли тут зимой снег? Нравится ли ему, Флорану, живопись? А музыка? Ах он сам музыкант... И группа у него своя? Но это же замечательно!
Флорану безумно хочется развернуться и уйти в кафе к Жози, но он почему-то остаётся, машинально исправляя итальянца, когда он, разговорившись, коверкает звуки, совершенно не обращая никакого внимания на лёгкое раздражение собеседника – его, кажется, вообще ничем не обидишь.
Впрочем, всё это ещё цветочки, но вряд ли Флорану сегодня понравилась бы мысль, что однажды весной он вдруг заметит, какие у этого их преподавателя глубокие глаза. Какой певучий голос и как он восхитительно поёт – это он узнает однажды вечером, когда попросит его помочь с песней. Да и не до истории будет, когда кажется, что вот-вот сердце из груди выскочит, то ли потому что весна пришла, а с ней все эмоции кажутся красочнее, что не надо было пить столько кофе с утра, а может, просто от взгляда тёмно-карих глаз. И что он почему-то обрадуется, узнав, что Локонте предлагает всей группой поехать в Италию, несмотря на то, что Жозефин будет дуться и откажется – «я ведь хотела только с тобой, бесчувственная ты зараза...» И что единственное, что он запомнит из этой поездки – что губы у итальянца вкуса спелого винограда, а назвали его, конечно же, в честь одного из творцов этого самого Искусства.
А в этот серый, промозглый зимний вечер ему остаётся только проклинать природу за отсутствие силы воли, Жозефин – за капризность, а мсье Локонте – за то, как его много - так и кажется, что стоит ему замолчать хоть на минуту, и он просто сойдёт с ума от того, что энергию девать некуда. Проклинать – и не думать ни о каких «но».

[Гость]

II тур
454 слова.

Микеле/Флоран (Mozart L'Opera Rock). "Это просто не могло кончиться по другому!" Вспоминать как их тянуло друг к другу с самого начала.

Флоран меланхолично перебирает гитарные струны, пока Микеле на кухне возится с посудой. Фло сказал бы, что это лишнее, но разве с Локонте поспоришь.
- Ты там застрял, что ли? Мы так никогда не начнём репетировать. - Флоран хмурится, гитара издаёт протяжный страдальческий звук.
- Уже иду. - Микеле громыхает чашками, выругивается, когда вилка падает ему на ногу, но наконец-то приходит в комнату.
- Я подумал, может ну её, эту репетицию?
- Но ты ведь за этим позвал меня.
- Нет, не за этим. - Микеле забирает гитару из рук Фло, прислоняет её к стене, а сам присаживается рядом, напевая незатейливую детскую песенку.
- Это просто не могло кончиться по другому! - вздыхает Флоран, когда Микеланджело опрокидывает его на кровать, увлечённо шаря руками под тканью рубашки.
- Конечно, - Микеле смеётся, целуя Флорана в губы, в шею, куда придётся, и вдруг замирает, осенённый внезапным воспоминанием.
- Ты помнишь, как всё начиналось? Ты пришёл тогда в глупой панамке и никак не мог найти свою гитару.
- Как я могу забыть.

- Привет, я Флоран.
- Микеланджело. Просто Микеле. - Рукопожатие, чуть сильнее обычного, улыбка, неожиданно дружеская. Мурашки по коже, слишком сильные для первой встречи.

- А я посмотрел на тебя и сказал: эта панамка никуда не годится. Сальери никогда бы не надел такое.
- Ты пытался меня охмурить! - возмущается Фло.
- Ну, уж нет. - Микеле заливается краской. - Я просто хотел быть внимательным.

- Ты француз.
- А ты нет.
- Итальянец. - Притворный вздох и снова улыбка. Пристальный взгляд, приподнятая бровь, влажные от воды губы.

- С другими ты не был таким внимательным.
- Ты сам напросился.

- Подбросить тебя до дома?
- У меня нет дома.
- И где ты живёшь?
- Где придётся.
- Если хочешь, можешь пожить у меня.
- Чтобы пугать твоих соседей?
- Не бойся, моим соседям нет никакого дела до моей личной жизни.
- Так я теперь твоя личная жизнь? - Неловкая пауза, нервный смех, замешательство.
- Оставайся.

- Но я не имел в виду ничего такого.
- И ты думаешь, я поверю? Приглашаешь парня к себе, варишь ему по утрам кофе и ничего не имеешь в виду...
- Заткнись.
- С удовольствием. - Вечер воспоминаний окончен. Микеле увлекает Фло в новый поцелуй, перебирает пальцами его волосы, жадно втягивает воздух, попутно расстёгивая рубашку и стаскивая тесные брюки. Флоран отвечает взаимностью, охотно тянет Микеле на себя. Они целуются до умопомрачения, забывая обо всём на свете, не вспоминая больше о том, что было когда-то в прошлом, ведь в настоящем у них есть гораздо большее.

Проходит час или два, когда Микеле, сладко нежась в объятьях Флорана, запрокидывает назад голову и тихо, разглядывая выцветший потолок, изрекает:
- Так что ты говорил насчёт репетиции? Ведь, кажется, за этим я тебя сегодня позвал.

[Гость]

II тур, 2ое исполнение, 504 слова.

Фло\Микель Mozart L'Opera РПС ООС+
Турне. Ночью в автобусе Фло дождавшись когда все уснут, крадется по проходу к Локонте, задевая спящих. Поцелуи на заднем сиденье

Наверное, найдется не так уж много людей, которые способны получать удовольствие от длинных и утомительных переездов душными летними ночами. В Труппе таких индивидуумов нет, поэтому уже к вечеру абсолютно все готовы взвыть и проклясть человека,который придумал устроить турне в это время года.
Все выходные погода стоит ужасно сухая, и невыносимо жарко, поэтому заснуть им удается далеко не сразу. Первой отключается Маэва, которая физически не в состоянии не спать ночью, затем Диан, совершенно неведомыми путями подхватившая посреди этого дикого лета простуду. Потом Мерван, Эстель и Мелисса. Солаль и Микеле болтают еще некоторое время, но вскоре тоже абсолютно синхронно проваливаются в сон.
Фло сидит у окна и тихонько выстукивает кончиками пальцев случайно пришедшую на ум мелодию.
Спать не хочется, как всегда бывает с ним в жаркие ночи. А вот посмотреть, как там поживает его персональное теплолюбивое солнце, хочется,и даже очень. Если говорить совсем уж честно, то хочется большего, намного большего. Но нельзя, по крайней мере, потому, что если кто-нибудь проснется и увидит...уж лучше потерпеть до завтрашнего вечера, честное слово. Хотя...если вести себя осторожно, никто не проснется...
"Микель? Осторожно? Совсем рехнулся?" - слабо трепыхнувшийся внутренний голос был немедленно придушен, и француз, тихонько выбравшись в проход, нерешительно делает шаг в темноту.
Чересчур узкий проход между рядами кресел отчасти напоминает минное поле, и поэтому недостаточно тренированный Флоран то и дело задевает чьи-то руки, ноги и даже туфли, непонятно зачем оставленные кем-то из девушек прямо на полу. После каждого неловкого движения брюнет замирает, не дыша, и начинает лихорадочно придумывать оправдания. К счастью, сегодня все вымотались настолько, что уже не обращают внимания на внешние раздражители, даже Мелисса, которая спит очень чутко.
Добравшись, наконец, до нужного ряда, Фло неожиданно для себя натыкается на теплый и вполне осмысленный взгляд карих глаз.
- Я думал,ты спишь.
- Уснешь тут, когда ты носишься по салону, сшибая все на своем пути, - Микеле довольно улыбается и неслышно выскальзывает в проход.
Правда, дальше особой легкости в его движениях не наблюдается. Спотыкаясь, задевая все и всех, временами чуть не падая и матерясь сквозь зубы, итальянец, кое-как добравшись до задних сидений, плюхается Флорану на колени.
- Чшшш, - Микеле только улыбается в ответ на гневный взгляд. - Я соскучился, - в ответ его молча вжимают в жесткое кресло и порывисто, требовательно целуют.
Вообще, инстинкт самосохранения достаточно развит у них обоих, но сейчас, ощущая теплые губы Мике на своих, Фло не может заставить себя прервать поцелуй, как не может думать о том, что будет, если их увидят. В голове вообще в эти минуты нет ни единой мысли, но, тем не менее,прикосновения холодных рук под футболкой отрезвляют и возвращают француза к реальности.
- Не сейчас, Мике.
- Да плевать я на них хотел, - тихо сообщает итальянец. - До гостиницы еще целая вечность,и больше возможности остаться наедине у нас не будет...
- Не наедине,в том-то и дело. А если кто-нибудь проснется?
Микеле смешно дуется целых три минуты. А потом снова, еще более жадно целует француза, еще теснее прижимаясь к нему всем телом. А Фло, блаженно жмурясь, успевает подумать о том, что даже самая душная и утомительная ночь может быть прекрасна.

[Гость]

II тур, 455 слов

Флоран/Микеланджело (Mozart L'opera Rock) Фло позирует для рисунка Микеля

- Ты что все время его с собой носишь? - Флоран удивленно смотрит на переплетенный альбом, который минутой назад ему вручил Микеле. Итальянец увлеченно ищет что-то на дне рюкзака, вытаскивая мешающие вещи.
- Что? Нет... не всегда. Да где же эти ключи, черт бы их побрал?
Весеннее солнце заливает улицу, на козырьке неподалеку щебечут птицы, Локонте небрежно бросает зажатую подмышкой куртку на лавку, не отрываясь от поисков.
- Музыка, рисование.. ты словно боишься что-то не успеть...- Мот аккуратно переворачивает толстую обложку, за которой прячутся разноцветные листы. - Я посмотрю?
- Угу. - в одном из карманов звонит телефон и Микеле более не обращая на француза никакого внимания начинает что-то громко объяснять в трубку. В щербинках на каменной скамье, куда он без раздумий присаживается искрится еще не высохшая вода.
Флоран с интересом переворачивает листы: абстрактные круги и волны, яркие цветные пятна, живые юркие линии образующие узоры или силуэты, напористая штриховка покрывающая бумагу до полной черноты или едва заметные легкие росчерки. Флорану кажется, что перед ним странный, доселе неизвестный вид шарад - вот этот образ выглядит смутно знакомым... а здесь - почти фотографическое отражение зданий на водной глади, но оно так обманчиво... а тут - кажется просто усталость вылилась нервными линиями молний и спиралей, чем дальше - тем удивительнее. Француз вглядывается в них как в откровения, пытаясь проследить за чужой мыслью, направляющей руку. Он смотрит и не может поверить, что почти все из того, что изображал итальянец, он тоже видит каждый день, только совсем не так.
- Я их наконец нашел! - Локонте машет ключами, пристраивая за спиной гитару в мягком чехле - Нас уже ждут, пойдем. Давай сюда - находу он протягивает руку за альбомом - Как тебе?
Флоран задумчиво кивает, возвращая Микелю его собственность.
- Говорят картина - это мысль, которую художник бросает в мир...Этому нужно долго учиться.
- О! Ты тоже веришь этой чуши? - итальянец фыркает и смеется, ускоряя шаг - Все это глупости, Фло! Вздор, который придумали эти важные седые профессора для того, чтобы добавить таинственности своему ремеслу и торжественности книжной пыли. - налетевший прохладный ветерок шевелит волосы, и Микеле небрежным жестом убирает их с лица - Чтобы создавать что-то нужно всего две вещи...
- Какие же? - немного обиженно интересуется Мот. Мысль кажется ему вполне разумной, а пренебрежение - незаслуженным.
- Во-первых, нужно уметь видеть - итальянец перехватывает рюкзак поудобнее, фенечки на его запястьях сегодня кажутся особенно яркими - а во-вторых, любить!
- Что любить? - растерянно улыбается Флоран, размышляя о чем-то своем.
- То что видишь, то что изображаешь, то что создаешь...
- Микеле, ну наконец-то! - машет рукой, стоящая у ступенек автобуса Маэва.
Локонте спешит к ней уже рассказывая о чем-то. Мот не торопится, он задумчиво смотрит вслед итальянцу пряча улыбку... среди последних рисунков он видел свой портрет.

[Гость]

II тур, 421 слово.

Сальери/Моцарт (Mozart L'Opera Rock). Осень в Париже. Один день на двоих, одно небо на двоих, одна музыка на двоих - одно сердце на двоих.

Все старинные города на одно лицо. Узкие улочки, мощеные тротуары – атмосферно, да. Но все одно и то же, только под разными названиями. Вот это место, к примеру, называется Парижем. Впрочем, в конечном итоге оказывается не важно, как его именуют, но это является неотъемлемой частью ритуала путешествий. «Я был в Париже» - и сразу все понятно, не нужно ничего объяснять.
Сальери понимает это прекрасно, понимает умом. А Моцарт – ощущениями. Попроси его рассказать, что такое Париж – он засмеется восторженно и потребует перо и бумагу.
«Непременно спрошу его об этом». – решает для себя Сальери. Да. Моцарт сам завораживает не хуже любого Парижа, Праги, Брюсселя или как там еще могут называться такие улочки. Созерцать его. Запомнить Вольфганга здесь.
Ветер треплет их волосы – непослушную шевелюру Моцарта и гладкие черные пряди Сальери. Ветер бросает в их лица желтые листья. Антонио испытывает нечто, похожее на вдохновение – появляется желание писать музыку, только для них троих – Сальери, Моцарт и Париж. Но он отбрасывает эту мысль практически сразу же. Если Париж еще мог как-то оценить творение Антонио, то писать музыку для Моцарта – все равно, что читать Богу проповеди. Смешно, жалко и нелепо. И неизвестно, хватит ли у Вольфганга такта, чтобы не раскритиковать друга в пух и прах… или хотя бы не сразу раскритиковать.
Нет сомнений, что когда в жизни Сальери появился Моцарт, все пошло по совершенно другому сценарию. О, это прекрасно-печальное настроение, истинно осеннее, когда безмятежность лета молчаливо разносится по кирпичикам. А как ярко. Душераздирающее зрелище. Как тяжело и сладко быть гением. Но во сто крат хуже не быть им. Тянуться и тянуться к нему, осознавать свою ущербность. Чувствовать, как солнце греет тебя, но не иметь возможности его увидеть.
…тусклое осеннее солнце. Жалкие остатки былого тепла, но грех же роптать, могло не быть и этого. И Моцарт шагает рядом. Рассеянно улыбается – кажется, эта улыбка предназначалась Антонио.
Бесконечно больно все это. Но теперь уже ничего не изменить – даже если Сальери уедет на край света, его память сохранит воспоминания об этом живом, настоящем чуде. Остается только…. остаться.
И продолжать бродить по осеннему Парижу, иногда забывая, как называется этот город, гулять по мощеным мостовым бок о бок с живым солнечным светом, слушать его музыку, медленно сходить с ума.
- Хорошо, что вы есть. – легкомысленно изрекает Моцарт. – Прекрасно дополняете этот город, Сальери. Отлично вписываетесь. Попадание во все законы жанра.
- Лестно слышать. – откликается Антонио. И, не удержавшись, все-таки спрашивает:
- Скажите мне, что же такое, по вашему мнению, Париж?
- Столица Франции. – серьезно отвечает Моцарт. Хихикает, тянет Сальери за руку, напоминая ребенка.
- Пойдемте же на берег Сены. Там, помнится мне, вчера были уличные музыканты…

[Гость]

II тур

Фло\Микель Mozart L'Opera РПС ООС+
Турне. Ночью в автобусе Фло дождавшись когда все уснут, крадется по проходу к Локонте, задевая спящих. Поцелуи на заднем сиденье, 496 слов

У Микеле волосы от природы вьющиеся и жёсткие, но постоянное обецвечивание, которое, как и нанесение грима, он проводил только самолично, превратили их в жёсткий перепелесый клок, так что теперь они торчат всё время в разные стороны, не желая поддаваться укладке. Особенно хорошо это было видно в данный момент Флорану, который, стоя в проходе автобуса, сложив руки на груди, с любопытством смотрел сверху вниз, наблюдая за тем, как Микеланджело, перевесившись через подлокотник кресла, что-то ищет на полу. Блестящая подвеска сейчас валялась у носка ботинка Фло, о чём тот сказать не спешил. Лишь лёгкая улыбка дрожала на его губах. И только когда итальянец. придушенно выругавшись на итальянском, уже решил завершить поиски в оставленном в проходе рюкзаке, куда вещичка должна была скатиться по его мнению, Флоран быстро присел на корточки. Насмешливый взгляд сидевшей на один ряд дальше Клэр, обжёг затылок. Он вчера обыграл её в уличные автоматы, а потом они пели хором "Аве Мария", а Клэр икала от газировки, была обсмеяна Флораном, и теперь ей явно хотелось отомстить хотя бы едким словцом. Однако Фло, заметив её краем глаза, всё-таки присел на корточки, оказавшись с поднявшим взгляд Микелем на одном уровне - в узком проходе среди повешенных на спинки пиджаков, сумок, кем-то уроненного йо-йо и газетных листов - тет-а-тет всего на мгновение.
Флоран, не отводя взгляда, пошарил рукой, и поднял с пола серебристую подвеску, которую Микель тут же мрачно перехватил - Фло поболтал ею у самого его носа. Полминуты в проходе автобуса, четыре минуты в туалете заправки, ровно шестьдесят девядь секунд за автоматами с газировкой и шоколадом, семь с половиной минут в гримёрке.
Личный рекорд без прикосновения к Локонте - ровно три часа и сорок две секунды. Флоран отсчитывает время, озирается и кусает губы. И внутри удивительно пусто. Целых четырнадцать минут на пустом заднем сидение автобуса ночью. Флоран сидит на коленях итальянца, тот не желает его выпускать, шёпотом ругается и хватает губами за воротник и кожу на шее, и вылизывает под кадыком, и шепчет "La mia vita"*, а потом прижимается влажным лбом, спутанной чёлкой ко лбу Флорана и закрывает глаза.
Флоран не особенно верит даже, но от этого шёпота внутри всё сжимается. Быть жизнью Локонте хотя бы пару недель - невиданное счастье. И никто не знает, чем этот невысокий лохматый улыбчивый и рассеянный тип с расщелинкой между передних зубов умудряется быть таким центром. Никому уже неважно.
И пока Микеле перехватывает кулончик, касаясь ладони Флорана, пока Солаль на три ряда впереди рассуждает о ценах на жильё, а Маэва на ряду назад расчёсывает волосы и жалуется, что лезут от бесконечных переездов. Пока в салоне пахнет бутербродами с колбасой, сладковатым дезодорантом и пылью, пока солнце из окон слепит глаза любому в окно взглянувшему, они просто смотрят друг на друга. И Микеле неожиданно мягко улыбается, демонстрируя эту самую дурацкую расщелинку, и тихонько сжимает пальцы Флорана своими так, что кулон оказывается между их ладоней - единственная точка прохлады в сладкой и жаркой действительности между ними. И Флоран думает, что, чёрт возьми, да, это жизнь его, и ни на что бы он её уже не променял.

*La mia vita (итал.) - Жизнь моя

[Гость]

II тур

Микеле/Флоран (Mozart L'Opera Rock). Флоран начинает сходить с ума, отожествляя себя со своим персонажем. Микеле пытается пробиться к нему настоящему. Любым способом. Сюр, дарк, бредовые видения Фло, возможен рейтинг. 770 слов

В декабре каждый раз так холодно, что кровь стынет, пальцы теряют чувствительность. Не наиграть на фортепиано... В декабре холодно. И хочется раздирать себе глотку, особенно после того, как не дали довершить начатое, упекли клинику для душевнобольных.
- Прости меня. - говорит он. - Прости... я не смог. Per la ricuperata salute di Ophelia, - напевает он, пальцы чуть касаются клавиш, но ощущений нет никаких. Да и какие они могут быть у мертвеца?
- Ты чего сейчас играл?
- ... мы сочинили, помнишь?
Он шепчет, а потому Микеланджело склоняется к нему, чтобы расслышать, и удивлённо говорит:
- Ничего мы с тобой не сочиняли. Флоран! Мсье Сальери! - Микель шало улыбается и щёлкает перед лицом Флорана дважды, будто выводит из транса. - Ты что-то принял?
Мсье Сальери не спит ночами, он помнит эту вонь до сих пор и содрогается об одной мысли о пропитанной мочой дешёвой постели, о мрачных сиделках с бульдожьими челюстями. Они хотели как лучше, но в XVI веке медицина была бессильна.
- Тебе нужно к врачу, - говорит Микеланджело. - Это уже не... Понимаешь, я отравился фаст-фудом!
Мот сидит в его ногах на полу и тихонько подвывает, пряча мокрое лицо в холодной ладони Микеля. Второй рукой Локонте растерянно и нервно поглаживает его по загривку, и ему не просто нехорошо - ему жутко от происходящего.
- Заигрался...
- Наследственный порошок, - шепчет Флоран, смотря на бледного Микеле снизу вверх больным собачьим взглядом. Так называли мышьяк.
- Я вызову...
- Нет, пожалуйста. Я никогда бы не...
- Фло!
- Прости! - он целует ладони Микеля, уже влажные от слёз и слюны, он, конечно, здорово надрался в этот вечер, но нельзя же никому говорить, что навязчивая фортепианная мелодия, которую он никогда раньше не слышал, сводит его с ума. И как пояснить то, что услышав, как Флоран её наигрывает, Солаль удивлённо заметил:
- Какое актёрское погружение. Ты специально разучил?
- То есть? - удивлённо спросил Флоран, он хотел сказать, что сочинил её сам, что они сочинили её вдвоём с Микелем, но Солаль уже пояснил, что "На выздоровление Офелии" Моцарт и Сальери написали вместе, а потому...
Чёрт возьми, что происходит?!
Влажные холодные ладони Локонте, единственное ощущение - от них, в остальном мир ослепил его и оглушил, и только могильным смрадом тянет изнутри, выходит едкой стыдной отрыжкой. Зубы выстукивают дробь. А всё потому, что Локонте вывернуло наизнанку в сортире. Травка оказалась палённой, он соврал про фаст-фуд, но Мота в тот момент уже было не узнать.
- Всё будет хорошо, - шепчет Моцарт, не отнимая своих ладоней от лица Сальери. - Я уже вызвал врачей и всё будет...
Он сам не верит. Он уже не существует - только в навязчивых фантазиях Антонио. От которых стоило бы удавиться.
- Я не подсыпал. Три грамма на кубок вина. Рвота, резкая боль в животе, помутнение... рас-судка.
- У тебя - да, - устало шепчет Локонте, пытаясь оттолкнуть от своих коленей и бёдер Флорана, чтобы сползти с кровати и встать на колени напротив.
- Фло-ран, - произносит он с мягким, таким мягким и вовсе не немецким акцентом... - Тебя зовут Флоран Мот, ты родился во Франции. Мы не знакомились с тобой в Вене. Сегодня пятое декабря. День смерти Моцарта. День моего рождения - ну и устроил ты мне.
Флоран тяжело дышит, неритмично, выдыхая ртом и смотрит в лицо Локонте, не моргая.
- Я был первым композитором в Вене, пока ты не пришёл...
- Хорошо, родной.
В глазах Микеле уже не замешательство, а чистый ужас. Медики могли бы уже прибыть, если бы он их всё-таки вызвал. Но стоило отвлечь Флорана, пока тот снова не впал в истерику. И даже сбежать не хочется, а всё потому что..
- Вот что не сделал бы Моцарт, - шепчет Микель и касается губами влажных подрагивающих губ Флорана.
- Я любил тебя, - шепчет Флоран в приоткрытый рот Локонте. - Это была холера, а не мышьяк. Но симптомы так похожи. Я не смог образумить тебя, не смог увлечь преподаванием, никаким делом. Ты был невыносим, май либе. Я так любил тебя, что боялся подойти, чтобы себя не выдать. Я так любил тебя, что все мои заслуги казались мне жалкими... Рядом с тобой - жестокосердным выскочкой. Ты писал музыку, как дышал, а я знал лишь тяжкий труд... Я так любил тебя... - Флоран уже не говорит, а выстанывает слова, не отстраняясь от целующего его Микеле.
Пятого декабря в Час Быка они вцепились друг в друга, словно утопающие. И в комнате пахнет затхло и сладко, как от трупов. Микеле не вызывал врачей, он уже знает, что скоро всё пройдёт, что утром Флоран проснётся собой - в его постели. Оставив во вчера дикие домыслы и некачественные наркотики. Оставив позади ночь с четвёртого на пятое декабря. Самую холодную ночь в году.

[Гость]

II тур

Солаль/Маэва (Mozart L'Opera Rock). На фотографию. 412 слов

В автобусе душновато - кондиционеры не справляются, а количество народа добавляет жара. Маэве муторно от духоты, и она смотрит в окно, погружённая в свои мысли, пока не ощущает прикосновения - лёгкого, на грани - к своему подбородку. Словно тот, кто касался, хотел взять её за подбородок, но не решился.
- Жук, - говорит Солаль, смущённо улыбаясь.
- Ох, спасибо, - отвечает Маэва немного хрипло и передёргивает плечами. - Терпеть их не могу, но они ко мне вечно цепляются.
- Они тебя любят, - Солаль кашляет. - Тебя же сложно не любить.

Маэва крутится перед зеркалом, напевая "Тату муа" и поправляя шляпку. До выхода на сцену всего ничего, костюм сидит идеально, но поправлять его сейчас, сосредоточившись на мелочах - лучший способ отвлечься от нервозности, которая никуда не денется -сколько бы раз ты не выходил на сцену, чтобы исполнять одно и то же. Она опускает взгляд, поправляя оборку, а потому упускает из внимания тот момент, когда Солаль делает шаг к ней, застывая за её спиной, и лёгким движением проводит по узкому тонкому плечу - на грани прикосновения.
- А? - она вскидывает голову.
- Перо, - говорит Солаль, поднимая голов,. поднимая брови и улыбаясь отражению Маэвы. - Где ты его нашла?
- От шляпок, наверное, - напряжённо отвечает Маэва. - Странно, что я не заметила.

В свете огней сцены они ярче и прописанней, чем на самом деле. Не видно усталости, загримированы мешки под глазами, незаметна лёгкая хромота от чуть натирающего (уже почти два часа на сцене) ботинка. Маэве кажется, что она сейчас просто упадёт. Прямо тут - в полутора мерах от зрительного зала. Она уже не пытается подойти к кому-то из ребят, не пытается что-то изобразить, сосредоточившись на вокале, а потому опять же не замечает. Солаль стоит сбоку от неё, даже чуть позади. Почувствовав это, Маэва едва избегает искушения привалиться боком к жёсткому мужскому плечу. Солаль стоит именно как нужно, прикрывая её и одновременно не закрывая совсем от зрительного зала. И Маэва, допевая своё предложение, чувствует как его пальцы легко - на грани прикосновения - проводят у её лба, а затем аккуратно собирают упавшие на лицо прядки, убирая за ухо. Как-то оправдаться сейчас нет возможности, и нет никакой необходимости. И они поют друг другу, смотря в глаза, маленькая русоволосая девушка и сухой, жилистый, суровый на вид мужчина. И Маэве кажется, что она не только сейчас не упадёт - она ещё столько же времени на сцене сможет провести и не ощутить больше ни грамма усталости, сколь угодно долго - пока Солаль стоит рядом с ней.

[Гость]

II тур
5. Флоран/Микеле (Mozart L'Opera Rock). "Но почему пони?"

слов 371

Разговаривая утром в кофейне с Мелисой, ты чувствуешь, как он смотрит на тебя. Внимательно, разглядывает. Так что хочется передернуть плечами. Беспричинно улыбнуться в стаканчик с обжигающе горячим кофе и пропустить пару слов, мимо сознания. Они просто не доходят, не долетают до тебя.
Хмурясь на твой довольный вид Мелиса начинает жестикулировать и говорить, о том, как неудачно сломался каблук у новых туфель, как, кажется потекла тушь. Тебе не понять зачем все это, и именно тебе, рассказывается, в короткий перерыв. Ты просто киваешь головой и чуть повернувшись на высоком барном стуле, выпадаешь из повествования окончательно, потому что замечаешь, что Микеле схватился в позаимствованный со всем присущим итальянцу обаянием, у официантки, карандаш, и что-то черкает. На столике, перед ним измятый листок, который тот добыл из кармана брюк.
Кофе обжигая небе, попадает явно куда-то не туда, когда ты осознаешь, я что он собирается, а точнее уже даже начал, рисовать тебя.
Высунув язык, вертя листок и так и эдак, Мике периодически вскидывает на тебя горящий взгляд, и снова что-то выводит карандашом.
Удобнее сев, подняв подбородок, кладешь локоть на стойку и ищешь лучший свет, и улыбаешься, самопроизвольно. По большей части из-за своего же поведения, мальчишеского. Но почему-то очень хочется, что бы у Микеле получилось, на мятом листе в клеточку, твое изображение и сердечко в самом углу. Да, глупо и не по-мужски, но как-то наплевать.
И еще ты точно знаешь, что когда Локонте вот так "срывает" он рисует просто потрясающе. А сегодня под его настроение наконец-то попался и ты.

***
- Что!?
- А? - он хлопает ресницами и крутит в руках огрызок карандаша.
- Пони? - ты тычешь пальцем в измятый листок, на котором коротконогая лошадка помахивает хвостом, у нее вплетена в гриву лента и грустный взгляд.
- Пони, - Микеле ласково гладит листок расправляя загнувшиеся углы.
- Я...а ты...я - ты мнешься и сам не зная, что собственно ты, и он.
А Микеле просто берет тебя за запястье, усаживая рядом, улыбается и рассказывает, как ты повлиял на его музу, точнее твои карие глаза, не суть. И вот пришла идея. Пони. Они же вот!
- Мике?
- Я могу нарисовать тебя разного, во сне, без света, на ощупь. Всегда. Ты мое всегда. А пони это пони, понимаешь, Фло?
А что тут еще можно сказать?
- Да.

[Гость]

II тур
21. Микеле/Флоран (Mozart L'Opera Rock). Фло очень любит, когда Микеле говорит по-итальянски. Тот знает это и пользуется. Н+

слов304

Разговаривающий по сотовому с мамой, сидящий на подоконнике и болтающий ногой, Микеле, машет в воздухе рукой, жестикулирует. Видимо пытаясь тем самым донести сказанное, до матери. Он складывает пальцы щепоткой и машет, крича что-то на родном языке.
Попивающий чай с печеньем, за столом, Флоран, смеется и заедает рвущиеся наружу всхлипы сладким.
- Lui? Normali!No Mom! Quanto? A La Follia! *
Слова сыпятся из него, точно зерна из дырявого кулька, на мостовую, стучат и разлетаются по солнечной кухне и подоконнику. Микеле сейчас не здесь, он на родине, рядом с матерью. Что-то той доказывает.
- A stento trattenere! Si! Si. Mom!*
А потом Микеле едва уловимо меняет тон, начинает говорить спокойнее, но Фло точно знает, что тот все еще разговаривает с матерью, по этому тихому ма-ам каждый раз в конце предложения. Слова из смешных и отрывистых превращаются в тихие и мягкие, Флорану кажется что голос итальянца проникает в его организм, заставляя дрожать руки, проливая чай, посылая мурашки по спине и легкую вибрацию, по всему телу.
Краснея, Флоран пытается не слушать, но и уйти он не может, что-то останавливает, а паршивец, кажется, замечает легкое замешательство, француза, и добавляет в голос хрипотцы.
- Anche se!* Фло-о.
- Я пью чай.
- Ну Фло-о. Gela-а-ti,* - Микеле обнимает сзади за плечи и тянет, шепчет слова, вытягивая из Флорана стон, другой. До тех пор, пока француз не начинает дрожать и ловить воздух ртом, тяжело дыша. Руки Локонте уже давно под толстовкой, поглаживают и раззадоривают, легонько надавливая.
- Gabinetto,* - продолжает мучить Микеле, целуя в висок, прихватывая зубами тонкую кожу на шее Фло.
- Ты издеваешься!
- Да-а.
Он тянет Фло в спальню, улыбаясь и не выпуская того из объятий, и шепчет, первые приходящие в голову слова, от чего француза бросает в дрожь. Микеле перечисляет на родном языке все что видит в темноте, под одеялом, в комнате, и радуется своему новому открытию.

* Он? Нормальный! Нет мам! Насколько? До безумия!
* я едва сдерживаюсь
* увидимся
*мороженое
* шкаф

[Гость]

II тур. 351 слово.

Флоран/Микеле (Mozart L'Opera Rock). Чтобы утихомирить Микеле, достаточно поцеловать его в шею. Рассказать, как Фло это выяснил.

- Можно подумать, это была ваза какой-нибудь китайской эпохи Хо-Ши-Мин, а не обычная, десятиевровая, из лавки на углу, - бурчит Микеле, подперев щеку ладонью и не глядя вокруг, - я же извинился, и новую куплю.
- Династии Мин, Мике, не путай с городом, - шепотом пытается уточнить Фло, но Микеланджело не слышит. А значит можно махнуть рукой и делать вид, что не обращаешь внимания на чужое ворчание, молча наслаждаясь звуком этого голоса.
Все это совершенно неправильно, все не так. Фло ловит себя на каких-то глупых мелочах, присущих, скорее, какой-нибудь восторженной юной леди, а не ему такому, каким он сам к себе привык. Ловит, давит желание заехать себе по уху, чтоб вытрясти эту дурь, безжалостно сам себя высмеивает... чтоб вскоре поймать себя на чем-то другом, не менее диком. Таком, к примеру, как сидеть, прикрыв глаза, и слушать этого итальянца как музыку, о да.
- Так оказывается в моем послужном списке и ваза, и столик я на прошлой неделе в гримерке уронил, и лак постоянно закрыть забываю, и ресницы Мелиссы месяц назад потерял, и веду себя порой как ребенок, что совершенно непристойно в мои 36 лет, и, - голос Микеле становится все обиженнее и обиженее, а сам он все ниже склоняется над столиком, напоминая нахохлившегося воробья, и Флоран, не выдержав, склоняется над ним, осторожно касаясь губами чуть выпирающего позвонка на шее.
Речь итальянца прерывается не на полуслове, на полузвуке даже. Фло чертыхается про себя понимая, что по уху заехать самому себе таки надо было. Для профилактики.
- Замолкаешь, наконец, если поцеловать тебя в шею, - чуть слышным шепотом отвечает Фло на невысказанный вопрос в поднятом на него растерянном взгляде, - ну это так. В копилку к уже перечисленному досье.
Он ждет от Микеле что угодно: гневной отповеди, демонстративного удивления, да даже продолжения прерванной им речи, как ни в чем ни бывало, но никак не...
- Только в шею? - улыбается Мике с кресла, и список мест, которые обязательно нужно проверить для дополнения досье, вырастает в голове Флорана до невиданных размеров за те секунды, что итальянец тянет его на себя, почти роняя, после чего распадается россыпью не то отдельных пунктов, не то вообще отдельных букв, когда их губы, наконец, встречаются.

[Гость]

II тур

Флоран/Микеле (Mozart L'Opera Rock). Чтобы утихомирить Микеле, достаточно поцеловать его в шею. Рассказать, как Фло это выяснил. 539 слов

Флоран и не подозревал, что сможет найти кого-то, настолько идеально ему подходящего - всем, от кончика длинной выбеленной прядки на щеке, до носков серых потёртых кроссовок или блестящих туфель "под старину". Конечно, стоило отдавать себе отчёт в том, что влюблённость - она всегда такая, и сколько бы их не приключилось в жизни - воспринимать объект этой самой влюблённости будешь как самый тебе подходящий. Только сейчас Флоран вовсе не хотел отдавать себе никаких отчётов, впервые в жизни, быть может - просто не мог - целуя, прикасаясь, слыша восторженные всхлипы и шумное дыхание. Слыша... Вот тут было одно маленькое "но".
- Мике...мммм Микеле, чёрт, ты очень... как сказать... очень громкий.
Флорану неловко это говорить сейчас, но их тонкие стены, их соседние с товарищами номера, а то и менее подходящие минутные закутки не очень то подходят для такого темперамента. И то, что Солаль каждый раз ехидно хмыкает, смотря на Флорана по утрам, никак не добавляет последнему радужного расположения духа.
Вот и Микеланджело смотрит ехидно - сидит на растерзанной постели, жуёт... банан, чёрт бы подрал этого итальянца, и удивляется так искренне:
- Что-то не так?
- Всё так! - Флоран ответил так поспешно, что сам себя мысленно обругал. - То есть дело не в том, что мне это не нравится... Очень даже наоборот. Просто это... ну, не соответствует сейчас условиям нашего проживания, понимаешь?
Микеланджело бросает на любовника долгий взгляд, - в глубине его тёмных глаз мерцают насмешливые искры - и кивает, чтобы на следующий же вечер, то есть ночь, обед... утро, на следующий раз, короче, потрясти иного случайно проходящего мимо томным стоном родом откуда-нибудь из "Декамерона", каких-нибудь там оливковых рощ... Флорана выносит от этих звуков, и он вжимается в итальянца, впечатывая того во влажные простыни, проводя ладонями по впалым жёстким бокам, и желает только одного - чтобы это никогда не кончалось. И Микеле подтверждает, что хочет того же - и подтверждает весьма громко. Эти стоны звучат в ушах Флорана сутками, и слушая, как Микеле поёт свои партии, Флоран отвлечённо размышляет о том, насколько это противоестественно - то, что у него встаёт во время спектакля.

- Мике, ну... прекращай... Мелисса за стенкой!
- О, la mia vita, amore mio, ti voglio, farlo, - певучей скороговоркой выводит Микеле, прихватывая зубами наволочку, и Флоран, яростно навалившись на него, впивается зубами в загривок Локонте, а потом вылизывает место укуса, и покусывает уже немного сбоку... удивлённой наступившей тишиной. Гибкое влажное тело под ним ни на минуту не замирает, он подаётся навстречу, и реагирует вроде бы даже сильней, сильней ощутима горячая пульсация внутри, но... практически молчит... Постанывает, сипло и часто дышит - всего лишь.

Спустя какое-то время, Флоран всё-таки заставил себя спросить:
- Я сделал что-то не так?
- Ага, - немедленно согласился Микеле, тяжело разворачиваясь на бок и пододвигаясь. - Очень даже не так. Я думал, что у меня мозг расплавится и через уши вытечет - аж дыхание перехватило.
- То есть ты молчал не потому что...
- Идиот! - рассмеялся Микеле, обнимая напряжённого Мота поперёк груди. - Я чуть не задохнулся от впечатлений. Какие стоны, если в ход пошло воздействие на все эрогенные зоны одновременно?
Флоран взглянул на широко улыбающегося Микеле, чуть поднял брови, усмехнулся:
- О... ну, я учту.
- Смерти моей хочешь!
- Реанимирую, - шепнул Флоран, разворачиваясь тоже и целуя Микеланджело в смуглое плечо.

[Гость]

II тур.

Флоран/Микеланджело (Mozart L'opera Rock) "Побеждать не так уж и важно — до тех пор, пока ты выигрываешь."(c) PG-13
386 слов.

Губы пересыхают, а горло сводит судорогой. Глупо как, он весь вечер ждал своей очереди, готовился, репетировал слова, интонацию, смешливые искорки в своих глазах - уж кто-кто, а он умеет вести себя несерьезно, а теперь молчит. Молчит, хотя с того момента, когда Диан, по своему обыкновению очень робко, предложила "А давайте в "Правду или вызов". Нам еще здесь больше часа сидеть" он уже знал, что он попросит. И у кого.
- Судя по тому, - негромко произносит вдруг Фло, - что ты уже вторую минуту прожигаешь во мне взглядом дыру и молчишь - следующим объектом мучений должен быть я.
Тот момент, когда уголка его губ касаются осторожным поцелуем, Микеле как-то пропускает, осознавая произошедшее только после тихого вопроса:
- Угадал?
- Не совсем, - выдавливает, наконец, он из себя, отчаянно надеясь, что слова эти прозвучали не настолько хрипло и жалобно, как послышалось ему самому.
- Так. Я курить. - голос Солаля разбивает не успевшее еще повиснуть, стать тягостным молчание. Успевает вовремя отвлечь. - Фло, ты со мной?
Со подхватывает, почти силком выдергивает из комнаты не сопротивляющегося Флорана... предварительно бросая на Микеле прожигающий насквозь взгляд. И Мике, ведомый им, встает и, словно во сне, направляется в курилку сам. Чтоб на полдороги наткнуться на подпирающего стену Фло.
- Он сказал, что передумал и курить больше не хочет, - считает нужным флегматично пояснить Флоран, сам прекрасно понимая всю неестественность этого объяснения, - Прости. Я не хотел. Просто подумал, что...
- Я же сказал, "не совсем", - голос возвращается к Микеле вдруг. Резко. Сразу. Вместе с уверенностью. Вместе с... желанием.
Пальцы скользят по коже, зарываются в волосы, обводят ушные раковины, осторожными, щекочущими прикосновениями, спускаются по шее к ключицам. Не давать опомниться ни ему, ни себе. Не давать пойти на попятный.
Требовательные руки притягивают Мике за талию еще ближе. Забираются под ремень, проводят по выпирающим косточкам, норовя скользнуть еще ниже, и последние крохи кислорода в легких кончаются, заставляя отстраниться, чтоб хотя бы на мгновение перевести дыхание. Заставляя дать ему возможность отвлечься. говорить. обругать самого Микеле последними словами. или просто попросить прекратить - холодно и отстраненно, как он умеет...
- Ты в курсе, что от твоего задания больше выиграл я? - произносит он.
Наверное, можно было бы напомнить, что теперь - очередь водить самого Фло, и значит Микеле может отыграться. Вот только зачем, если... губы, запястья, пальцы, ключицы, снова губы, тихие всхлипы и счастье где-то глубоко внутри.

[Гость]

II тур.

394 слова. Микеле/Флоран (Mozart L'Opera Rock). "Это просто не могло кончиться по другому!" Вспоминать как их тянуло друг к другу с самого начала.

- Бермуды, - недовольно поправил Микеля Флоран. - Это были бермуды, - он что-то гонял во рту от щеки к щеке, как конфетку.
- Какая разница, Солаль вот долго не мог успокоиться. Он так пялился, что я решил...
Кусочек льда, который Флоран только что гонял во рту, упал на обнажённый живот Микеланджело , заставив того зашипеть от переизбытка чувств. Влажная полоска отметила путь ледышки, которую Флоран осторожно подталкивал языком вдоль тёмной дорожки волос от пупка и ниже. Микель, приподнявшись на локтях, расфокусированным взглядом взглянул на взъерошенную черноволосую макушку Мота и рассеянно облизнулся.
- Я долго насиловал ваше чувство прекрасного, - пробормотал Флоран от паха Микеланджело и повернул голову, ехидно улыбнувшись.
- Ты насиловал все мои чувства одним своим плоским чувством юмора. Сахарной ватой по башке. Додуматься надо было.
- Секс, драгс, рок-н-ролл, - Фло широким мазком провёл языком от основания члена Локонте к головке, и член, быстро увеличивающийся в размерах, дёрнулся, а Микеланджело застонал, откинув голову назад.
- И ты всё время опаздывал, чувак, как примадонна, - не преминул отметить Флоран, после чего продемонстрировал остаток ледышки на кончике языка и резко втянул в рот головку члена. Микеле решил, что спорить нет смысла и только хрипло дышал и морщился, сердце в его груди заходилось от стука. Холод льда и, по ощущениям сейчас - буквально раскалённый влажный рот Фло лишал его возможности сообразить хотя бы - на каком он свете.
- И ныыл, - продолжал Флоран, хотя без прежней уверенности. - И пропадал время от времени... У художника обострённое депрессив... - договорить ему не дал Микеланджело, с силой надавив на голову Флорана, чтобы тот вновь втянул его член в рот.
- У меня был... оу... сложный ппер... фак. Перпер...
Флоран выпустил член почти до конца, только посасывал головку и смотрел на Микеля исподлобья влажными с поволокой глазами, под которыми привычно размазанная чёрная тушь придавала Моту совсем уж похабный вид.
- Перпендикулярные мы, - выдохнул Мике, судя по виду, сам удивившись вырвавшейся характеристике. Флоран выпрямился, разминая плечи, вытер слюну с губ и заинтересовано проговорил:
- Ты хоть помнишь, как всё началось? Ну... у нас.
- Чёрт его знает, - искренне отозвался Микеланджело. - Кому это сейчас интересно? Продолжай давай.
- Действительно, - согласился Мот, вновь ложась на бок, опирался на локоть. - И этот раунд будет мой, детка.
- Да хоть все, - равнодушно откликнулся Локонте, блаженно жмурясь от ласк. - Если с тобой, то какая разница?

[Гость]

III тур.
392 слова

Микеле/Клер, Микеле/Флоран. (Mozart L'Opera Rock). "Согреться этим огнем хочет каждый, кто к нему прикасается" POV Клер.

С шести лет она знала, что сделает себе первую татуировку в шестнадцать. Увидела у соседского мальчишки - он курил, как взрослые, и называл её "глистой варёной", а она смотрела на его тощие по-пацански руки с узловатыми буграми ещё почти гладких мускулов и думала, что вот такое у неё будет - когда ей тоже будет сколько ему.
"Сколько тебе лет?"
Сосед ответил, покосившись.

- Сколько тебе лет?
Микеле улыбнулся, и улыбнулись морщинки в уголках молодых лучистых глаз, кокетливо блеснула тёмная влажная радужка. С шестнадцати лет Клэр знала, что и в двадцать, и в тридцать, и всегда её будут тянуть к себе сцена, экстремальные виды спорта и мужчины, с которыми ей невозможно быть. Которые запретны и прекрасны, как татуировка в шестнадцать, как первая сигарета, как полуночное бесстыдство, когда воображаешь себе...
Он нежно целовал её на сцене, а потом шёл мимо и, заглядывая в гримёрку, подмигивал темноволосому парню, которого сейчас гримировали для роли его заклятого врага, разумеется - лучшего друга. Флоран склонял голову, и чёлка падала ему на глаза, и он вроде бы совершенно не представлял, как прелестен в этот момент - почти тридцатилетний мужчина, сшибающий на ходу углы и строящему рожи самому себе в зеркале, пока его гримируют.
В барабанные перепонки вбивалась Vivre À En Crever, а Клэр представляла себе, как обжигает каждый раз Сальери прикосновение к лучистому такому - ну что в нём особенного? - жутко-обесцвеченному итальянцу с млечным путём блёсток в волосах и на веках. Её этот огонь не согревал. Ни свет рамп, ни блеск глиттера, ни Млечный путь - серебро в ночи - оно не греет. Клэр с болезненным удовольствием втягивала в рот нижнюю губу Микеланджело и нежно посасывала, щекоча языком, позволяла его языку скользить по кромке её зубов. Клэр отстранялась, чтобы вновь стать неуклюжим угловатым подростком в кринолине, чтобы сыграть эту неистовую, жертвенную, бессмысленную, глупейшую любовь к лучистому гению в образе Питера Пена, который так и не смог догнать свою тень. Любовь ли? Сыграть ли? Микеле ласково сжимал её в объятьях, целовал в губы на публику, целовал в щёку наедине. Он целовал на публику в щёку Флорана - почему бы и нет? Таким всё прощается, лишь бы лучились. И Клэр, сильная девочка-девушка-женщина, Клэр, видящая двух придурков, которые не могли и минуты прожить, чтобы не обратить друг на друга внимание, она уже давно знала, да что там, с самого начала знала, как именно должен целовать Микеле Флорана не на публику. Наедине.

[Гость]

III тур
518 сл

Маэва и остальные (Mozart L'Opera Rock). Взгляд Маэвы на всесь слеш, что творится в Париже вообще (POV Маэвы) ©

Весна встретила Маэву на улицах Парижа и поцеловала в холодную щёку, уронив пару солнечных брызг в серёжки-капельки, дёрнула за подол юбки тёплым энергичным и пошловатым мальчишкой-ветром.
После солнечных улиц, в студии хотелось ёжиться от прохлады и тихого сумрака.
- Какая прелесть, - пробормотала Маэва, затаскивая пакеты. - И для чего это они пришли настолько раньше?! - сказала она громче и услышала торопливое из-за спинки дивана:
- Чёрт, сколько времени?!
Микеле, который показался из-за дивана частично на коленях и частично одетым, сонно сморгнул и очаровательно-смущённо улыбнулся, торопливо закидывая одеяло на тот самый очень тихий диван.
- Фло, привет - проговорила Маэва в ответ на заметание следов преступной деятельности. Из-за дивана показалась взъерошенная черноволосая макушка:
- Чем-нибудь помочь? - осторожно поинтересовался Флоран и обречённо потёр шею.
- Па-ке-ты, - по слогам проговорила Маэва, и тут же её полуголые рыцари бросились к ней с двух сторон.
Пакты не были тяжёлыми. Маэва любила баловать друзей, время от времени притаскивая с собой на репетиции что-нибудь вкусненькое. Так что схватив по пакету, рыцари тут же сунули в них любопытные носы.
- Вы тут ночевали? - заинтересовалась Маэва. - О боже, нет... Как я теперь буду сидеть на этом диване?
- Что-то происходит? - из-за двери показались Клэр и Мелиса, которые создали в дверях небольшую пробку, так как проходили в неё вместе, обнимая друг друга за талию.
- Конфетки от Маэвы! - радостно захлопала в ладоши Мелисса.
- Моя! - Клэр ухватила земляничный леденец из руки смеющейся Маэвы раньше, чем до него добралась Мелисса, и последняя обиженно надула губки.
- Я поделюсь, - тут же сообщила Клэр, после чего приступила к разделению леденца, перекладывая его непосредственно изо рта в рот Мелиссы.
Маэва насмешливо закатила глаза.
- Богема! Развратники! - пророкотал Солаль. - Маэва, зачем ты опять их балуешь? Они сорвут все репетиции, поедая сладости! Они растолстеют!
- Маэва хорофая, - возмущенно заявил Микеле с набитым ртом.
- Где богема? - вошедший Ямин хлопнул Солаля по заднице, и тот возмущённо фыркнул.
- Кто бы говорил, - разоблачительно заявила Клэр. - Кто вчера опять таскал Ямина на руках?
- Я тут совершенно не причём, - сообщил Ямин. - Меня гнусно домогались весь вечер!
Маэва закрыла лицо руками, беззвучно смеясь.
- Бедная девочка, мы довели её до истерики. А она нам конфетки. - покаянно заявил Флоран, обнимая Маэву со спины и ласково щекоча бока. Девушка взвизгнула, попытавшись вырваться и вытерла выступившие на глаза из-за смеха слёзы.
- Извращенцы, - заговорил подоспевший Нуно. - Где тут эти извращенцы, которые вчера так и не вернули мне мои винилы?! Микеле, не прячься за широкую спину Флорана, я тебя прекрасно вижу. Чёрт, что на вас надето? Почему диван... Диван?! Мой любимый диван?! Всё Дову про вас расскажу!
- М? - немногословный Мерван, подоспевший последним, достал себе понравившийся кекс и принялся жевать, с любопытством наблюдая за происходящим.
- Маэва точно от нас уйдёт, - проконстатировала Клэр. - Нельзя быть единственным нормальным в такой толпе придурков.
"Я вас обожаю", - подумала Маэва, а вслух негромко отозвалась:
- Да куда я денусь. А кто вас будет сладостями кормить?
- Крайне вредное твоё нововведение, - влюблённо прокомментировал Солаль, держа подмышкой вырывающегося Ямина и доедая кусок шарлотки.

[Гость]

III тур
366 слов

Адам|(/)Лилит (Adam et Eve). "Это совсем не сложно - стать идеальной для того, кто является лучшим из лучших" POV Лилит

Я начинаю умирать. В ноябредекабрефеврале. Именно тогда, когда в кабаке начинают заказывать всё больше глинтвейна и грога. Именно тогда, когда в моей камере становится холодно, и работа становится раем.
Меня по-прежнему допрашивают. Приводят к Снейку, а он дарит мне яблоки и даже поит глинтвейном. Я послушно пью и ем, гордость хороша только тогда, когда ты не боишься умереть от простуды. А мне очень страшно заболеть, меня никто не вылечит.
Я продолжаю умирать. В мартеапрелемае. Именно тогда, когда Ева в муках рожает своего первенца. Именно тогда, когда я не нахожу сил даже подняться с постели даже под страхом избиения своими же тюремщиками.
Меня перестают допрашивать. Только однажды ко мне приходит Адам. Берёт стул, садится лицом к спинке стула. И меня пронзает острым воспоминанием. Это уже всё было. В своём жёстком шерстяном платье мне намного более неудобно, чем в красном белье на шесте.
- Что с тобой случилось? Как же так? Ты была совершенством, я помню, - ему даже жаль. Он смотрит на мои обрезанные волосы, обломанные ногти, слишком худые плечи.
- Это совсем не сложно - стать идеальной для того, кто является лучшим из лучших. Я была идеальной для своего отца. Но где он? А здесь? Для кого мне быть такой? – я кашляю и жалею, что нет зеркала. Какая я теперь? Они не дали мне зеркала, боялись, что я покончу с собой. Смерть для меня – слишком гуманно.
- Он исчез. Сбежал, наверно, - презрительно бросает Адам. И мне хочется его ударить.
- Однажды вы пожалеете, что всё так. Уйди, пожалуйста.
Я умираю в августе. В одну очень тёмную ночь, когда я устаю молиться отцу. Именно тогда он приходит ко мне во сне, гладит по голове, целует в лоб. И говорит со мной.
- Доченька, скоро всё закончится. Я заберу тебя к себе намного раньше, чем их. Адам и Ева продолжат этот безумный род. И их дети проклянут Снейка и Еву. Они будут несчастливы, вынужденные работать и умирать. А потом я пожертвую им своего Сына, который постарается их спасти. Но, знаешь, будет поздно, милая. Потому что я навсегда покинул этот мир.
Я умираю в одну секунду, принимая от отца в подарок дождь из звёзд. И каждый август с неба падают маленькие огоньки. В память о яркой и глупой Лилит.

[Гость]

III тур.
386 слов

Моцарт/Сальери, POV Констанции "Когда-нибудь я потеряю своего мужа. И только ещё не могу понять, кто его отберёт. Смерть или Сальери?"

В этом году весна в Вене выдалась особенно теплой. Каблучки звонко стучат по мощеной булыжником мостовой. Подхватив подол юбки, Констанция ловко перепрыгнула очередной ручеек и улыбнулась, подставляя лицо ярким солнечным лучам. Несмотря на свое очевидное положение, ей не терпится похвастаться дорогим подарком Франца Ксавьера, а за одно покинуть хоть ненадолго душные комнаты собственной квартиры, где с утра в воздухе витают нестройные обрывки музыкальных фраз.
- Констанция! Рада тебя видеть! - приветливо машет рукой молочница. - Твой нерадивый муженек совершенно тебя не жалеет.
- Доброе утро, Ханна! - женщина останавливается, опуская на землю тяжелую корзину - Мне понадобилась зелень, а он с утра очень занят новой оперой.
- Одни трели у него на уме, нет чтобы о жене подумать - сочувственно ворчит приятельница - иной бы на руках такую красавицу носил, а этот только и думает, что о своей музыке.
Фрау Моцарт согласно кивнула, разводя руками: молочница слово в слово повторила давно набившие оскомину речи ее матери.
- А ты в последнее время прямо летаешь! Неужели... - приятельница расплылась в улыбке и масляно подмигнула.
Констанция смущенно потупилась, бросив лукавый взгляд из-под темной челки.
- Смотри, что мне подарили - она выставила вперед изящную ножку, не без удовольствия наблюдая, как молочница ахнула от восхищения и поджала губы от зависти. Да, Зюсмайер явно заслужил самую пылкую благодарность.
- Сапожники в Праге отлично знают свое дело - фрау Моцарт небрежно поправила позолоченную пряжку.
- А наш-то сапожник вчера... - ухватилась за подходящую тему приятельница, принимаясь громко пересказывать последние городские сплетни.
Большую их часть Констанция пропускает мимо ушей кивая и смеясь в нужных местах.
Домой женщина не торопится: она отлично знает, что Франц Ксавьер придет вечером, а Вольфганг еще долго не заметит ее отсутствия. Под пышной зеленью в корзине покоятся мешочки с порошками от аптекаря. В одном из них морфий, который еще в силах облегчить боли маэстро (сам эскулап шепотом поведал однажды, что выздоровления мужа ждать бессмысленно). В другом - цветы ромашки и мята, для успокоения нервов и крепкого сна. Внезапные приступы ярости становятся все более частыми. Словно одержимый, маэстро клянет в своих неудачах Сальери. А тот, словно издеваясь появляется всюду, где бы Моцарт ни находился.
Констанция неторопливо прощается с приятельницей и выбирает самый длинный путь к дому. Помешательство мужа, граничащее с безумием почти не тревожит женщину. Ей совершенно все равно, кто же раньше отнимет у нее Вольфганга смерть или Сальери.

[Гость]

IV тур.

368 слов Микеле/Флоран (Mozart L'Opera Rock) Труппа спорит на деньги, кто снизу. Послушный и ласковый Флоран. (кинк) Рейтинг на усмотрение автора.

- Как большая дружная... итальянская семья, - говорит Микеле, смеясь. - Мне нравится. Я ощущаю себя как дома.
На самом деле, скрыть что-то в такой ситуации просто не представляется возможным.
Сначала попытка скрыть от самого себя, что тебе он нравится. Чёрт возьми, нравится парень гораздо больше положенного. И хотя ты, конечно, не совсем идиот, и со школы предполагал, что парень способен тебе понравиться, но никогда не углублялся в этот вопрос. Сначала попытка не смотреть на него. Влажный вихор, стекающая подводка, надоедливо грассирующая "эрр" в попытках скрыть мягкий акцент. Сначала пытаешься не смотреть в его сторону - на сцене, на репетициях, особенно во время посиделок. Потом Локонте делает первый шаг, и теряешь связь с реальностью на пару дней как минимум. В ритм звука заполошных торопливых поцелуев в гримёрках бьётся сердце, то есть совершенно неритмично. Микеле улыбается и похож на довольного кота.
И вот тогда попытка скрыть от окружающих.
- Большая итальянская, - ворчит Флоран, краснея. - Чтоб вас всех. И зачем ты назвал меня по имени на сцене? Я же забыл слова.
Микеланджело отвечает поцелуями и покусываниями, Микеланджело - помесь из любителя эмо-углов, загадочной синей птицы (твоя удача в твоих руках) и уверенного в себе, нагловатого и алогичного Чеширского кота. И Флоран забывает, о чём спрашивал.
Тем временем тонкие стены и маленькие гримёрки, тем временем недостаток времени и постоянное соседство под боком шумной артистической братии приносит свои плоды. Сложно тут добиться того, чтобы никто ни разу не подслушал, как вы трахаетесь. Суки.
- Касса у Ямина, - хохочет Микеланджело, наваливаясь и кусая поднявшего голову Флорана в кадык. - Мсье Солаль правит бал. О, ты краснеешь. Это возбуждает.
- Мике...
Невозможно что-то противопоставить, потому что в ответ Локонте улыбается и прикладывает палец к губам. И на самом деле становиться пофиг. Флоран сглатывает и роняет голову на подушки, чуть разводя ноги. Он хочет прошептать что-то, но слова застывают на губах, и Микеле видимо так и сцеловывает их в такт толчкам, чтобы потом быть неловко-ласковым, стирая сперму с живота Флорана. Чтобы потом сказать:
- Мелисса, Нуно, Маэва и Дов проспорят.
- Дов? - тут же вскидывается Флоран, потом обессиленно закрывает лицо руками. Микеланджело ласково целует его ладони, подрагивающие ладони и подрагивающие плечи Мота, а потом важно говорит:
- И незачем так ржать.

[Гость]

IV тур.
435 слов

Микеле/Флоран (Mozart L'Opera Rock) Микеле выступает с температурой, и перед Вивром понимает, что с кровати он не встанет ни под каким предлогом. Сальери, напуганный до чертиков, поет у "смертного одра" - постели композитора. Можно юмор.

- Думают головой! Ты об этом постоянно за... - Даан, который следил за тем, как Локонте проглатывает таблетку, запивая её тёплой водой был тут же отодвинут почти за дверь вошедшим в гримёрку Флораном.
- Ладно-ладно, всё обойдётся, - ободряюще проговорил Фло. - Кто же знал, что к концу так получится.
Оливье воздел руки к потолку, кашлянул и выскочил за дверь. В дверях он столкнулся на тесно сгруппировавшихся в коридорчике танцоров, среди которых так же находился Маэва с термометром и Солаль с мрачным выражением лица.
- Ты как? От тебя жар идёт знаешь какой?! - Флоран присел на корточки, удержавшись за колено Микеланджело, смотря на него снизу вверх.
- Нормально, - просипел Микеланджело. - Тридцать девять и шесть было. Сейчас явно очень поднимается, зараза. Маэва, убери градусник. Главное, пока температура, у меня голос есть. Сейчас упадёт, и я буду заметно сипеть, я знаю. Надо добить этот спектакль.
- Главное, чтобы он тебя не добил, - сообщил пробравшийся к дверям Солаль. - У вас семь минут до начала.
- Идём.
В компании танцоров образовалось движение, народ заспешил к сцене.

- Сальери, - очень верибельно просипел болезный Моцарт с постели, Фло двинулся ему навстречу, и тут же сообразил, что Микеланджело так и не встал с кровати. Не было возможности уточнить - новая ли это фишка, попытка сэкономить силы или пора вызывать неотложку. Не было? Флоран в три шага преодолел расстояние до кровати и склонился к Микеле, вглядываясь в бледное лицо. Спросить было нельзя - микрофон. Чёртов микрофон!
Локонте ободряюще улыбнулся партнёру и продолжил говорить по роли. Сальери ответил про "всё будет хорошо" и про "врачей". Он аккуратно подсунул руку под спину Микеля, помогая тому присесть на кровати, потому что после "Вивра" его нужно было как-то с этой сцены увести. Бедная Тамара. Неотвратимо начался проигрыш. От жара, идущего от Микеля, Флоран тут же вспотел. И дело было, конечно, не в повышенной температуре. От нервности у него перехватывало дыхание, так что он едва не пропустил свою очередь петь. Они продолжали сидеть друг напротив друга на кровати - взъерошенные и растрёпанные, и чёрт их знает, что там могли воображать себе зрители, но когда Микеланджело окончательно ссутулился и прикрыл глаза, Флоран, наплевав на приличия, осторожно двинулся навстречу, поддерживая, так что влажный лоб Локонте на какой-то время оказался возле его лба. Осветители что-то торопливо мутили с прожекторами. На какой-то момент освещение взметнулось в направлении танцовщиков, и Флоран рывком поднял Микеландежло на ноги. Тот пошатнулся, но остался стоять. Прохладные руки танцовщиц заставили его вздрогнуть. Сальери едва не шагнул следом, в попытке поддержать, потом отшатнулся и без сил опустился на кровать, закрывая лицо руками. По залу гул шёл вперемешку с овацией. Спектакль подходил к концу.

[Гость]

Микеле (Mozart L'Opera Rock).
"Мои маршруты просты,
Я обрубаю мосты.
Моя работа пуста, как мир,
В котором нет смысла..."(с)
335 слов

Жизнь Микеле в последнее время напоминает хождение по краю пропасти.
Близится лето, они все теперь ходят по краю. Но, в отличие от Микеле, неизменно взявшись за руки и поддерживая друг друга. А он...он,на редкое "как ты?" отвечает привычной улыбкой, уверяя, что все хорошо, что лучше и быть не может. Этой весной в жизни нет места откровенности. Все понимают и потому молчат.
После спектаклей Микеле все чаще гуляет один, пытаясь анализировать происходящее.
Не получается. Не отпускает сознание того, что осталось совсем немного, так немного, что уже каждый спектакль как последний, а каждый общий вечер в кафе ценится,как величайшее сокровище, с которым будет так трудно расстаться.
3 года его жизни. От того самого момента, как он пришел на первое прослушивание и до последнего дня.
3 года, ради которых он бросил все,что у него было,пусть и было-то не так много.
3 года, вместившие в себя так многое. Триумф, множество знакомств и выступлений.
И иногда, в минуты слабости, мысли о том, что все это зря.
Все чаще, стоя на сцене, Микеле чувствует, как окружает его холодная пустота, и невольно задается вопросом, а правильно ли он поступил, согласившись на эту роль.
Да, поначалу было так прекрасно, но теперь будто вакуум вокруг. Умом Микеле понимает, что это правильно, что все так и должно быть. Что сейчас пора запереться в этом вакууме и играть, играть, играть...играть для себя, как будто нет пределами сцены никого и ничего. Что пора цепляться изо всех сил за чужую жизнь, проживаемую заново каждый вечер, потому что потом уже нельзя будет.
Все чаще Микеле понимает, что не видит смысла в своей работе. Он не перестает ее любить, и никогда не перестанет, но ведь нельзя не обращать внимания на то, что вокруг рушится твой мир. Он теряет ту ниточку, что связывает его с остальной труппой, что сделала их когда-то семьей. Понимает, что каждый из них, несмотря ни на что, свою боль будет переживать в одиночестве.
Микеле очень хорошо понимает, что творится на душе у каждого из них, и потому, когда отгремит последний спектакль, уйдет,не прощаясь.

[Гость]

Снейк/Адам (Adam et Eve. La seconde chance) "Как понять, что ты влюблен, если никогда прежде не любил?" А-, Н-
640 слов

- Конечно, ты можешь умыться ледяной водой на холоде, - фыркнул Снейк, стягивая рубаху через голову. - И я могу. Мы все можем, только зачем страдать ерундой, когда есть тёплая вода и мыло?
Адам подобрался, но промолчал. Змей подтолкнул к нему лохань и, фыркнув снова, плеснул на грудь тёплой, только что из очага, воды, смывая с гладкой загорелой, покрытой застарелыми рубцами груди пот и грязь рабочего дня. Адам неловко притянул к себе лохань, принялся раздеваться. От усталости мысли были обрывистыми и нечёткими. Адаму порой казалось, что от тяжёлой и однообразной работы он просто тупеет. Но рядом был Снейк, который жил так всегда - Снейк - искра в очаге, лезвие бритвы, кость в горле, наглый и острый на язык оборванец, мускулы перекатывались под гладкой кожей, след на ожога на правом плече, след от лезвия ножа на лопатке, длинные влажные волосы с вплетёнными в них лентами стегали по спине, когда он резко опускал и вскидывал голову. Мысли Адама, те самые - нечёткие и временами словно передавливающие сонную артерию, страшили. Но, возможно, всё дело только в том, что новая жизнь диктует свои условия. Возможно дело не в том, что...
- Снейк, как понять, что ты влюблен, если никогда прежде не любил?
Взгляд искоса обжёг скулу.
- Прости, друг, но Ева...
- Я вообще.
- Спроси Клубничку, - хохотнул Снейк, и Адам прикрыл глаза, плеская в лицо тёплой воды и готовясь быть высмеянным - как и обычно, вот этим - в нём напряжение стальной пружины - но другому за насмешки Адам давно бы свернул шею одним резким, кратким, хорошо заученным движением. Зашумела вода, кажется Змей вылил на голову половину своей лохани, фыркнул, как промокший кот, и вдруг проговорил:
- Я думаю, если тебе всё время хочется быть рядом.
Вызваться сопровождать Снейка в дозоры - новичок должен учиться и всё испытать на собственной шкуре.
- Мысль о том, что что-то может случиться с... про кого ты там... вызывает в тебе нестерпимый ужас.
Снейк говорил негромко, но чётко произносил каждое слово. Вода плескалась, но не мешала.
Бежать по покрытой инеем и льдом земле, услышав, что ранен. До этого случая Адам не знал, что способен с разбегу перемахнуть через трёхметровое заграждение.
- Ты не можешь прекратить думать о...
Упираться в края лохани и опустить голову так, чтобы вода стекала по волосам, плечам и лицу, и стараться хотя бы сейчас не думать - куда там... Адама мутило.
- И ты согласен отдать жизнь за...
Едва заживший рубец под вторым ребром противно заныл... Это был очень большой волк. И невероятно тупой поступок...
- А, - голос Змея вдруг приобрёл прежнюю насмешливую остроту. - Если спросить Клубничку, она бы обязательно сказала что-то про подкашивающиеся ноги и темноту перед глазами.
- В каком случае? - Адам удивленно взглянул на Змея и тут же осознал, что тот уже так близко, что влажная грудь упирается в его плечо, что губы Снейка уже на его скуле, на его губах, и привкус мыла смешался с привкусом дешёвого табака и яблочного сока. Адам пошатнулся и безуспешно попытался вздохнуть, что-то простонав в приоткрытый послушный рот. И вдруг вспомнил о том, как Змей взял его впервые в дозор, убедив старейшин в необходимости этой странной меры. Вспомнил, как очнувшись после трёх суток простудного бреда, он сначала увидел спящего на стуле рядом с кроватью Снейка и только потом осознал, на каком он свете. Вспомнил, как стремительная тень возникла на пути летящего из пращи камня. Камень мог бы врезаться Адаму в висок, Снейку разодрал под ключицей. Вспомнил одновременно ли, всегда ли знал, или Змей только сейчас нашептал - Адам не мог бы сказать точно. Остывшая вода холодила кожу, но жар изнутри сводил ледяное дыхание стылой осени на нет.
- И правда, - пробормотал вдруг Змей.
- Что? - Адам осознал, что вцепился в плечи Снейка, оставляя на них красноватые следы, но отстраниться сейчас он не смог бы и под страхом смерти. Влажный лоб Змея упирался ему в скулу.
- Подкашиваются.

[Гость]

VI тур

Фло/Микеле
После первого неудачного знакомства Флоран жалуется Маеве, на странности характера, на повадки Микеле
Тот подслушивает и ко второй встрече старается исправиться
Можно юмор, но не стеб
468 слов

Вообще-то Флоран ему понравился с первой встречи: спокойный, улыбчивый, обаятельный, с совершенно кошачьей мягкой пластикой. Ну, ладно, вряд ли коты бывают такими неуклюжими, но пластика у него завораживающая. Микеланджело с удовольствием наблюдал за ним во время кастинга. Сам же будущий Сальери взглянул на него с удивлением и на приветствие ответил холодным кивком. А уж после того, как Микеле случайно забыл о переносе репетиции и попросту проспал, и вовсе невзлюбил.

- Нет, он невозможен, - жаловался Мот Маэве Мелин на следующий день, когда они сидели на ступенях у студии и пили кофе. – Как с другой планеты, честное слово. Вчера забыл о репетиции и сделал вид, что ничего не случилось! «Привет, Флоран, давай завтра разучим текст, а то с песней у меня пока не лады!» Где его только откопали?
- По-моему, ты преувеличиваешь, - примирительно улыбнулась Маэва. – Микеле очень симпатичный и общительный, может, несколько экстравагантный. Но он итальянец…
- Он совершенно не умеет себя вести и не понимает, когда экстравагантность переходит в безвкусицу. И говорит с диким акцентом, просто издевается над языком! - припечатал Фло и, поморщившись, отхлебнул из стаканчика.
Микеланджело задумчиво закусил губу, попытался пригладить растрепанные кудри и бесшумно отошел в тень коридора. Здесь ему, кажется, не рады. Но, возможно, этот француз в чем-то прав; возможно, стоит что-то изменить, чтобы его провинциальность не бросалась в глаза. Обидно, но если это действительно так…

- Добрый день! Надеюсь, я не опоздал? – раздалось от двери, и Флоран удивленно обернулся, сорвав аккорд.
Микеланджело неловко улыбнулся и повесил пиджак на спинку ближайшего стула.
- Флоран, давай попробуем спеться, - предложил он, старательно проговаривая слова. – Мне кажется, у нас получится, но это все-таки финальная ария. Не хотелось бы ее запороть.
Фло послушно ищет табулатуру, но ему невыносимо стыдно за себя и за то, что этот ненормальный итальянец изо всех сил старается все сделать правильно. Правда, от стараний толку мало: он то слишком торопится, то сбивается с ритма, то откровенно фальшивит, не слушая музыку. Флорану почему-то очень хочется, чтобы у Микеланджело получилось, и он поправляет, придирается, заставляет повторять строки вновь и вновь, пока Локонте наконец не взрывается.
- Какого дьявола, Флоран?! Я и так делаю, что могу! Только я, в отличие от Моцарта, не гений, а простой смертный. Придется тебе снизойти до моих недостатков и помириться, что тебе достался такой непрофессиональный партнер!
- Примириться.
- Что?
- Мне придется примириться, с тем, что ты ненормальный итальянец, - насмешливо поясняет Флоран, и Микеле, успевший озадаченно нахмуриться, вдруг широко улыбается в ответ.

Примчавшиеся на крики Маева, Солаль и Мелисса застали вполне пасторальную картину: их Моцарт и Сальери в обнимку с гитарой расположились на полу и, выдирая друг у друга карандаш и лист нотной тетради, отчаянно спорили о переложении аккордов «Vivre» в другую тональность. И если в первый раз их зрелище удивило, то впоследствии они лишь посмеивались над жаркими ссорами и порванными струнами несчастного инструмента, почему-то одного на двоих.